ՊԱՏՌՎԱԾ ՎԵՐՆԱԳՐՈՎ ՀԵՔԻԱԹ

 

Ճիշտն ասած, այս հեքիաթը շատ երկար է:Բայց ես ձեզ կպատմեմ նրա մի մասը միայն: Իսկ ավելի ճիշտ, ես ձեզ կպատմեմ այն, ինչ կարդացել եմ հեքիաթների մի պատառոտված գրքից մնացած թերթի վրա: Ես ձեզ համար նույնիսկ կնկարեմ այդ էջը: Ահա այն: (Հեքիաթի վերնագիրն էլ էր պատռված: Եթե ուզում եք՝ ինքներդ վերնագրեք):

Ու հաստատ այդպես էլ եղել է
Թրթուրը նախապես գիտեր այդ
Բայց նրանց մեջ ամեն ինչ այնքան
ու այնքան փոխադարձ էր: Դե, ուրեմն, իմացիր
Քնելուց առաջ մեծ ճագարները փոքր ճագարներին պատմում էին թրթուրների մասին, թե ինչպես են քնքուշ թրթուրիկներն ընկնում ճագարների գլխին ու երջանկացնում նրանց:
Գլխին թրթուր ընկած ճագարներին մյուս ճագարները մի տեսակ բարի նախանձով էին նայում ու հոգոց հանում. «Տեսնես ես կգտնե՞մ իմ թրթուրիկին»:
Այսպես, ճագարներն ամեն գիշեր լսում էին թրթուրի մասին հեքիաթն ու քնում:
Մի սպիտակ ճագար կար: Նա քնել չէր սիրում, որովհետև ափսոսում էր փակել իր սիրուն, մոխրագույն աչքերը: Բայց նա ամեն օր ճիշտ ժամանակին պառկում էր, որ լսի թրթուրի մասին հեքիաթը: Լսում էր հեքիաթը, ամուր գրկում տատիկի կարած շորե թրթուրիկն ու հավատում, որ մի օր անպայման իր գլխին էլ թրթուր կընկնի:
Ցերեկները, ինչքան էլ ցուրտ լիներ, ճագարը գլխարկ չէր դնում: Վախենում էր, որ թրթուրիկը կընկնի իր գլխին ու ինքը չի զգա: Այսպես, մի օր ճագարի գլուխը սառեց ու հիվանդացավ խեղճը:
«Մուրաբայով թեյ կխմե՞ս»,- հարցրին նրան: «Հյութ կխմե՞ս»,- հարցրին քիչ հետո: Բայց ճագարը խմել չէր ուզում: Ուտել էլ չէր ուզում: Ուզում էր լսել թրթուրի մասին հեքիաթը՝ իրար հետևից, նորից ու նորից: Հեքիաթը դեռ հինգ անգամ էին պատմել, երբ ճագարի գլխին մի բան ընկավ: Նա թաթիկները տարավ դեպի գլուխը: Ճագարի մոխրագույն աչքերն ուրախությունից փայլեցին: Տաքությունից վառվող նրա թաթիկներում ինքնամոռացության մեջ ընկած մի թրթուրիկ էր:
«Ի՜նչ լավ է, որ եկար: Դու գտար ինձ, իսկ ես գլխին թրթուր ընկած ճագար դարձա»:
Այս խոսքերը ճագարն ասաց համարյա մտքում, բայց թրթուրիկը լսեց նրան:
Ճագարն իր տաք թաթիկներով մաքրեց թրթուրիկի վրա-գլուխը: Հետո նրան զվարճացնելու համար ցույց տվեց իր ունեցած ամենալավ բանը. տատիկի կարած շորե թրթուրիկը: Թրթուրիկն էլ փոխադարձաբար զվարճացրեց նրան՝ պատմելով այն մասին, թե ինչպես ինքը, դեռ շատ փոքր հասակից, առանց նկարչական դպրոց հաճախելու նկարել է իմացել, ու որ բոլորը հիացել են իր նկարներով: Նաև այն մասին ասաց, որ ինքը բոլոր գույներից ամենաշատը սպիտակն է սիրում: Ճագարն ամոթխած նայեց իր վրայի սպիտակ գույնին:
Ասում են՝ այս դեպքից հետո ճագարի տաքությունն իջավ: Թրթուրիկն էլ ինքնամոռացության մեջ չէր ընկնում: Իսկ թե ընկնում էր, ճագարի կողքին լինելու ուրախությունից միայն: Ճագարն էլ ցուրտ օրերին արդեն գլխարկ էր դնում: Բայց որ ճիշտն ասենք, սիրունության համար էր դնում, որովհետև ինչքան էլ ցուրտ լիներ, չէր հիվանդանա: Հաստատ գիտեր, որ չի հիվանդանա:
Ճագարիկն ու թրթուրիկը միշտ միասին էին: Միայն երբեմն բաժանվում էին, որ կարոտեն իրար: Երեկոները գնում էին խաղահրապարակ, պպզում ու ասֆալտի վրա գունավոր կավիճներով իրար էին նկարում: Նկարներում երկուսն էլ թևեր ունեին:
Ու անձրևը չէր մաքրում այդ նկարները:

Рассказ

Жил оди́н ма́льчик. Зва́ли его́ Оле́г.

И вот одна́жды Оле́г пошёл погуля́ть в парк ря́дом с до́мом. В э́том па́рке Оле́г гуля́л почти́ ка́ждый день, ката́лся на велосипе́де, на ро́ликах, игра́л с друзья́ми в футбо́л. Он знал здесь ка́ждое де́рево.

Но в тот ужа́сный день парк показа́лся Оле́гу о́чень стра́нным. Во-пе́рвых, он стал огро́мным. Во-вторы́х, исче́зла де́тская площа́дка. На том ме́сте, где обы́чно игра́ли малыши́, Оле́г уви́дел о́чень краси́вый цветни́к.

По цветнику́ проха́живались два челове́ка в стари́нной оде́жде. Оле́г их сра́зу узна́л: пе́рвый был царь Ива́н Гро́зный, а второ́й – царь Пётр Пе́рвый. Они́ спо́рили.

– Росси́йский флот – э́то моя́ рабо́та! – крича́л Ива́н.
– У вас, уважа́емый, склеро́з! – отвеча́л Пётр. – Э́то моя́ рабо́та!

Тут они́ уви́дели Оле́га и о́чень обра́довались.
– Оле́г! – продолжа́л Пётр Пе́рвый. – Кто из нас – оте́ц ру́сского фло́та? Царь Ива́н Гро́зный и́ли я?
Оле́г не мог отве́тить на э́тот вопро́с. Но он по́мнил, что царь Ива́н Гро́зный – челове́к кровожа́дный… Поэ́тому бы́стро сказа́л:
– Царь Ива́н – оте́ц ру́сского фло́та!
– Непра́вильно, оши́бка! – обра́довался Гро́зный. – Поэ́тому тебя́ на́до казни́ть…

«Э́то он специа́льно де́лал вид, что спо́рит, что́бы я оши́бся и меня́ мо́жно бы́ло казни́ть», – с у́жасом поду́мал Оле́г.

– Подожди́те, колле́га! – останови́л его́ Пётр. – Казни́ть недо́лго… Дава́йте с ним ещё поговори́м… А скажи́ ты нам, молодо́й челове́к, в како́м году́ я основа́л Петербу́рг?

Оле́г не по́мнил.

– Ну хорошо́, скажи́, в како́м ве́ке! – вздохну́л Пётр.
– В… в… в… девятна́дцатом? – ти́хо отве́тил Оле́г.
– Казни́ть его́! – гру́стно сказа́л царь Ива́н. – Ну ничего́ не зна́ет!
– Нет, подожди́те… – не согласи́лся Пётр. – Дава́йте мы лу́чше его́ еще́ раз спро́сим… Е́сли Петербу́рг не уважа́ешь – мо́жет быть, уважа́ешь Москву́? Скажи́, в како́м ве́ке Москва́ ста́ла столи́цей?

Оле́г понима́л, что ситуа́ция серьёзная. Он о́чень хоте́л жить… Но он не по́мнил, в како́м ве́ке Москва́ ста́ла столи́цей! И вообще́, почему́ он до́лжен что́-то знать о Москве́… Его́ родно́й го́род – Ни́жний Но́вгород…

– Я в Ни́жнем Но́вгороде живу́! – ти́хо сказа́л он.
– Ты в Ни́жнем Но́вгороде – жил! – отве́тил царь Ива́н и улыбну́лся нехоро́шей улы́бкой…

Оле́г пло́хо знал исто́рию – но он был прекра́сным спортсме́ном. И он по́нял – на́до бежа́ть… Он бежа́л о́чень бы́стро, а Пётр и Ива́н бежа́ли за ним… Как назло́, парк был абсолю́тно пусты́м и о́чень больши́м, Оле́г бежа́л, а парк не конча́лся…

Ива́н о́чень ско́ро уста́л, но Пётр то́же был прекра́сным спортсме́ном! Вот уже́ его́ тяжёлая рука́ легла́ Оле́гу на плечо́…

– Удальцо́в! Оле́г! До́брое у́тро!

Оле́г откры́л глаза́… Кака́я ра́дость! Ря́дом с ним стоя́л учи́тель исто́рии, Пётр Ива́нович. Вокру́г он уви́дел симпати́чные ли́ца однокла́ссников. Они́ смея́лись…

– Пе́рвый раз в жи́зни ви́жу ученика́, кото́рый спит на контро́льной! – удивля́лся Пётр Ива́нович. – Как ты себя́ чу́вствуешь? Мо́жет быть, ты заболе́л?
– Пётр Ива́нович! – сказа́л Оле́г. – Я обяза́тельно всё вы́учу… Я по́нял, что исто́рия – э́то о́чень ва́жно… Без исто́рии – жить нельзя́…

Пётр Ива́нович улыба́лся, однокла́ссники умира́ли от сме́ха, в окно́ свети́ло со́лнце… Жизнь продолжа́лась – и была́ прекра́сна.

Внук и робот

Жил оди́н профе́ссор. Зва́ли его́ Фёдор Ива́нович. Он был фи́зиком-теоре́тиком и тала́нтливым инжене́ром. Хара́ктер у него́ был серьёзный и о́чень стро́гий. Он о́чень люби́л, когда́ его́ слу́шались. И его́ действи́тельно все слу́шались, потому́ что он был о́чень у́мным и люби́л дава́ть прекра́сные и поле́зные сове́ты.

Его́ слу́шались и о́чень уважа́ли студе́нты, жена́, де́ти, сосе́ди, да́же други́е профессора́ и не́которые акаде́мики…

Но был челове́к, кото́рый его́ не слу́шался. И, что са́мое оби́дное, э́тим челове́ком был его́ со́бственный внук Его́р.

Но, на́до сказа́ть, Его́р не слу́шался никого́ – ни ма́му, ни па́пу, ни воспита́телей в де́тском саду́, ни учителе́й в шко́ле. Но Фёдора Ива́новича э́то не утеша́ло. Он о́чень расстра́ивался, серди́лся… И в конце́ концо́в реши́л, что не бу́дет бо́льше обща́ться с э́тим ужа́сным, непослу́шным мальчи́шкой… И переста́л встреча́ться с вну́ком.

Но о́чень ско́ро он на́чал скуча́ть. Внук у него́ был то́лько оди́н… Тогда́ Фёдор Ива́нович реши́л сде́лать для себя́ вну́ка-ро́бота. Он сел за рабо́ту. Уже́ че́рез полго́да пе́ред ним стоя́л симпати́чный ма́льчик-ро́бот и слу́шал его́ кома́нды.

Э́тот ма́льчик, пра́вда, не был похо́ж на настоя́щих ма́льчиков: вме́сто глаз ла́мпочки, ру́ки-но́ги желе́зные, го́лос неесте́ственный и на голове́ анте́нна. Но он уме́л де́лать всё, что уме́ют де́лать норма́льные де́ти: бе́гал, игра́л, ката́лся на ро́ликах и на велосипе́де и да́же ла́зал по дере́вьям. Но гла́вное – он был послу́шным! Потому́ что Фёдор Ива́нович так его́ запрограмми́ровал…

Сын Фёдора Ива́новича Серге́й Фёдорович и его́ жена́, Мари́на Никола́евна, так уста́ли от своего́ непослу́шного сы́на Его́ра, что иногда́ проси́ли, что́бы профе́ссор одолжи́л им вну́ка-ро́бота на день-друго́й. Они́ говори́ли, что про́сто отдыха́ют с э́тим замеча́тельным, послу́шным ма́льчиком.

Ро́бота зва́ли Ро́берт.

Мари́на Никола́евна говори́ла ему́:

– Ро́берт, пойде́м гуля́ть!
– Хорошо́, с удово́льствием! – отвеча́л Ро́берт и шёл гуля́ть.
– Ро́берт, поката́йся полчаса́ на велосипе́де и возвраща́йся домо́й! – говори́ла Мари́на Никола́евна.
– Хорошо́! – отвеча́л Ро́берт и де́лал, как она́ сказа́ла…

Роди́тели ду́мали, что Его́р бу́дет брать приме́р со своего́ «бра́та», но получи́лось совсе́м по-друго́му: по́сле того́, как Ро́берт не́сколько раз поигра́л с Его́ром, его́ хара́ктер на́чал по́ртиться.

Че́рез два ме́сяца все по́няли, что Ро́берт постепе́нно стал таки́м же непослу́шным, как Его́р! Он так же де́лал то, что взро́слые не разреша́ли, дра́лся с други́ми ма́льчиками во дворе́ и вообще́ – вёл себя́ ужа́сно…

– Невозмо́жно! – сказа́л Фёдор Ива́нович. – Что́-то здесь не так!

Он вы́ключил ро́бота, откры́л ма́ленькую две́рцу на его́ спине́ и прове́рил настро́йки и програ́ммы… Фанта́стика! Ро́берта перепрограмми́ровал како́й-то удиви́тельно тала́нтливый инжене́р! Кто бы э́то мог быть??? Фёдор Ива́нович позвони́л Его́ру и спроси́л его́:

– Кто перепрограмми́ровал Ро́берта? Отвеча́й.
– Я! – че́стно отве́тил Его́р. Он был непослу́шным, но че́стным и сме́лым ма́льчиком.
– Ты? В во́семь лет ты перепрограмми́ровал уника́льную маши́ну??? Как ты э́то сде́лал?
– Но я же твой внук, де́душка! – улыбну́лся Его́р. – И, хотя́ я тебя́ не слу́шался – ты мно́гому суме́л меня́ научи́ть…

И Фёдора Ива́новича вдруг осени́ло.

– Действи́тельно! – Воскли́кнул он. – Ты же мой внук! Ты, коне́чно, о́чень похо́ж на меня́! Но ведь я был са́мым непослу́шным ма́льчиком в шко́ле, во дворе́, во всём райо́не – и, мо́жет быть, во всём го́роде!

С тех пор Его́р и Фёдор Ива́нович о́чень дру́жат. Сейча́с они рабо́тают над но́вым ро́ботом – что э́то бу́дет, пока́ не зна́ет никто́…